Этическая мысль | Ethical Thought

Моральная универсальность и моральный нигилизм: о смыслах современной переоценки ценностей

Алексей Вячеславович Скоморохов — 2020-12-30

Современную мысль определяет представление о множественности моральных миров и повышенное внимание к практикам переоценки ценностей. Цель данной статьи – выявить взаимосвязь идей моральной универсальности и морального нигилизма в современной переоценке ценностей и установить смыслы данной переоценки. Рассматриваются, в частности, роль и место идеи универсальности в становлении двух родов нигилизма, значимых для современной культуры: а) нигилизма, отвергающего универсальность прежних моральных представлений, и б) нигилизма, отвергающего универсальность чистого морального закона. Если в нигилизме первого рода апелляция к универсальности долга служит средством низвержения господствующей морали, то в нигилизме второго рода производится отрицание универсальности самой идеи долга (отрицание равенства людей в духовном достоинстве). Показывается, что практики современной культуры определяются нигилизмом второго рода. Исследуются предпосылки данного рода нигилизма. Доказывается его связь с этической системой Канта, а также с этикой воли к власти Ницше. Реконструируется переход от идеи универсального долга у Канта к отрицанию универсальности долга героями Достоевского. Анализ позволяет сделать вывод о том, что оптимистические трактовки этических перспектив ситуации «после-Модерна» не обоснованы. Без связывания идеи универсальности с идеей абсолютности моральных требований ситуация «после-Модерна» порождает не множественность равноправных миров нравственности и «диалог разных начал», но гностическую конструкцию «многоэтажного человечества».

Этическая трактовка концепции рабства по природе в философии Аристотеля

Роман Сергеевич Платонов — 2020-12-30

В статье рассматривается подход к интерпретации аристотелевской концепции рабства по природе на основе его этического учения. Цель статьи – показать особенности этого подхода и его преимущества перед распространенной интерпретацией на основе политического учения Аристотеля. Для этого проводится анализ так называемой «апории рабства» как одной из основных проблем концепции – несовместимость определения раба как человека и как орудия. В изложении Аристотеля зависимое положение раба образуется вследствие ограниченности его задатков интеллектуальной деятельности, в первую очередь добродетели рассудительности, что делает его малоспособным к управлению вообще и собой в частности. В такой ситуации его деятельность ограничивается областью ремесла/искусства (techne) как и у ремесленника, но неспособность управлять собой требует ограничения личной свободы. Однако Аристотелем ограничивается также и власть господина, в результате чего становится возможным общение раба и господина. Это общение имеет моральную цель – нравственное развитие раба и реализацию господином своих добродетелей. Не всякий свободный, т.е. нравственно самостоятельный, человек может быть господином, т.е. достаточно нравственно развитым, чтобы направлять развитие другого человека. Таким образом раб оказывается субъектом морали – по отношению к нему у господина есть моральные обязательства и только их исполнение, а не закон или происхождение является основанием его власти. То есть речь не идет об эксплуатации человека человеком, речь идет о справедливом и взаимном морально обязывающем распределении коммуникативных ролей. Понятием «раб по природе» Аристотелем определяется нравственно несамостоятельный человек, все социальные ограничения являются вторичными и производными от этой особенности, что и устраняет апорию. Идеи Аристотеля не соответствуют ни классическому рабству, ни патриархальному, представляя уникальную концепцию моральной коммуникации.

Моральная универсальность в этике Генри Сиджвика

Ольга Владимировна Артемьева — 2020-12-30

Статья посвящена анализу идеи моральной универсальности в «Методах этики» британского морального философа Генри Сиджвика. Показано, что идея универсальности составляет лейтмотив этого произведения. Выделены следующие значения моральной универсальности как характеристики: (1) Позиции морального философа (исключающее поучение, проповедь и т.п.). (2) Позиции, которую занимает каждый мыслящий человек, вынося суждения, принимая те или иные решения. Эта позиция задается самоочевидными принципами справедливости (равенства), или беспристрастного отношения к разным людям в подобных ситуациях, а также беспристрастного применения к ним общих правил; благоразумия, или беспристрастного отношения к собственному благу на протяжении времени жизни; благожелательности, или беспристрастного отношения к благу разных людей. (3) Характеристика самоочевидных аксиом, которая проявляется либо в общем согласии в отношении этих правил экспертов или всех людей (общезначимость), либо в отсутствии разногласия. В статье делается вывод, что представление об универсальности как объективной характеристике содержательных моральных принципов, проявляющейся в их общезначимости, уязвимо: ни один из сформулированных Сиджвиком принципов не отвечает сформулированному им самим критерию общего согласия. Вместе с тем трактовка универсальности как беспристрастности в вынесении решений и суждений кажется вполне достоверной. Своеобразие позиции Сиджвика по сравнению с кантовской состояло в том, что он применил к анализу универсальности как беспристрастности утилитаристский подход и наполнил его содержательными моментами.

Понятие «универсальность» в моральной философии Дж.Э. Мура

Евгений Владимирович Логинов — 2020-12-30

Статья посвящена понятию «универсальность» в этике Дж.Э. Мура. На основании анализа «Principia Ethica» и смежных произведений я выделил три смысла этого понятия. Это онтологическая универсальность, эпистемическая универсальность и практическая универсальность. Универсальность в первом смысле означает, что само понятие благого является универсалией. Универсальность во втором смысле означает, что если одна инстанциация Х благая, то мы можем быть уверены, что все другие инстанциации Х тоже благие. Универсальность в третьем смысле означает, что если определенный тип поведения имеет некоторую моральную оценку, то он имеет ее во всех случаях. Дальнейшее рассмотрение показывает, что фраза «во всех случаях» в третьем смысле универсальности иногда может быть ограничена рамками определенного типа обществ, а в других случаях такого рода ограничений не существует.

Попытка нацистского судьи Моргена: мораль в механике Аушвица

Ольга Прокофьевна Зубец — 2020-12-30

Статья посвящена анализу включенности морали в механику Аушвица, свидетельство которой – моральная биография нацистского судьи Конрада Моргена. Морген известен как «фанатик права», борец с коррупцией и «недопустимыми» убийствами в лагерях смерти. Для него, как и для правовой системы нацизма в целом, важен принцип единства морали и права при приоритете морали. В качестве основы нацистской морали автор выделяет разведение личности (воли) и поступка, причем поступок вторичен, производен и даже случаен в отношении личности поступающего, обладающей добродетелями, мотивами и намерениями до и вне поступка. Сам поступок оказывается несамодостаточным, следствием, оцениваемым в зависимости от обстоятельств, мотивов, личности поступающего, или вообще выводится за пределы морали, что и делает ее ценностным основанием Аушвица (предельного убийства). Нацистская мораль сочетает идею убийства как морального императива в борьбе со злом с осуждением убийства, совершаемого не из долга, а из разнообразных корыстных соображений, а также садизма, сексуального влечения; она отличает убийство, гуманное в отношении и жертвы, и убийцы, от жестокого убийства; она сочетает моральную чувствительность нациста с выведением за пределы его восприятия массового уничтожения людей или понимание происходящего как ужаса со спокойной добродетельностью повседневной жизни. Мораль предоставляет идеи борьбы со злом ради блага другого или человечества как основания для убийства и блокирования отвержения Аушвица. Попытка Моргена быть моральным и социальным одновременно стала формой соучастия в Аушвице, воплощением того, как моральные идеи, нормы, различение добра и зла, ориентация на благо ближнего при опоре на рассудительность и на реалии социума формируют нацистскую мораль, сохраняющую все признаки морали, не опирающейся на абсолютный отказ от убийства.

Мораль и язык национал-социализма

Андреас Буллер — 2020-12-30

В основе данной статьи лежит конкретный источник – дневники немецкого филолога еврейского происхождения Виктора Клемперера, которые он вел в годы Третьего рейха. На основе этих дневников автор исследует три центральных проблемы тоталитарного языка: его возникновения и распространения, взаимосвязи языка с идеологией и моралью нацистского общества, проблему ответственности человека за свой общественный язык. Главный вопрос, который ставит перед собой Клемперер и который также мы должны поставить перед собой, заключается в том, при каких условиях язык экстремистского (расистского, религиозного, революционного) меньшинства становится языком большинства? В каких условиях он принимает тоталитарные формы? Опасность тоталитарного языка заключается в том, что этот язык создает мнимую легитимную основу для исключения из человеческого (со)общества определенной группы или определенных групп людей, которые в глазах этого (со)общества превращаются в аутсайдеров. Именно язык позволяет обозначать, маркировать и отсеивать аутсайдеров. Но за подобной тактикой исключения меньшинств всегда стоит определенная мораль, которая включает в себя как конкретные (без)нравственные убеждения, так и этические представления. Именно так обстояло дело с моралью национал-социализма. Нацистская мораль была пронизана духом расизма и антисемитизма, который ярко проявил себя в языке национал-социализма. По этой причине исследование нацистского языка с неизбежностью предполагает изучение и морали национал-социализма, элементы которой время от времени неожиданно возрождаются в современном немецком языке и прежде всего в языке современных немецких экстремистов и расистов.

В поисках этики прав человека, чувствительной к культурному многообразию

Леонид Викторович Якушев — 2020-12-30

В статье проанализирован потенциал признания прав человека в качестве универсального морального и юридического регулятора социально-политической сферы со стороны буддизма, христианства (на примере православия) и ислама. В центре внимания находятся догматы и специфические культурные нормы этих религий, регулирующие правовой статус личности и связанные с этим общественные отношения. Среди положений буддизма, позволяющих последнему присоединиться к мировому консенсусу по правам человека, выделяются категория сострадания, пять священных заповедей и доктрина о природе Будды. Последний вариант представляется наиболее перспективным. Несмотря на то, что понимание смысла человеческой свободы, характерное для христианской традиции, отличается от того, которое предполагает концепция прав человека, сторонники прав человека внутри православия апеллируют к укорененному в христианском моральном идеале представлению о всеобщем равенстве и достоинстве личности. Защита прав человека, по их мнению, может рассматриваться как минимальное проявление христианской любви. Участие ислама в мировом консенсусе по правам человека могло бы опираться на дополнительное толкование некоторых положений Корана и Сунны, позволяющее адаптировать их к условиям современной общественной жизни. Одним из них является маслаха (принцип общего благосостояния), фиксирующая основные блага человеческой жизни и гарантирующая их защиту. Несмотря на то, что прослеженные в статье направления сближения трех религиозных традиций и концепции прав человека могут стать основой для достижения консенсуса, который сделает права человека в подлинном смысле слова универсальными, реальное достижение такого консенсуса зависит от готовности религиозных лидеров и простых верующих к коррекции и развитию социально-политических идеалов своих религий.

Информированное согласие в эпоху больших данных: необходимость нормативного обновления

Екатерина Александровна Коваль — 2020-12-30

Большие данные меняют привычные практики получения информированного согласия. Традиционная модель информированного согласия перестает работать, поскольку не учитывает скорость, объем и разнообразие собираемых и обрабатываемых данных. Крайне сложно обозначить в традиционной модели все возможные цели использования сведений, полученных от пользователей, а вторичное получение согласия затруднено или просто невозможно в ситуации обезличивания данных. В итоге человек, подписывая информированное согласие, попадает в ситуацию, описанную Дж. Хеллером в романе «Уловка-22»: абсурдные правила, направленные на заботу о личности, приводят к противоположным результатам. Чтобы не попасться на «уловку-22», необходима нормотворческая деятельность, направленная на формирование новых моделей информированного согласия (широкого (полного) согласия, динамического согласия, рыночного, отложенного согласия, метасогласия, многоуровневого, демократического согласия), позволяющих более эффективно защищать автономию личности, конфиденциальность, приватность и служить гарантом доверия к субъектам сбора, обработки, использования больших данных. Несмотря на то, что новые модели информированного согласия не лишены недостатков, полный отказ от этой процедуры влечет за собой нарушение принципа предосторожности и повышает вероятность причинения вреда субъекту данных. При этом следование принципу предосторожности должно учитывать соотношение индивидуального и общего блага и не препятствовать развитию разных сфер общественной жизни в условиях накопления больших данных. Создание норм, регулирующих получение информированного согласия и использование данных, должно опираться на анализ существующих практик и учитывать меру открытости и доверия, которые определяются как личностными, так и социокультурными особенностями.

Finding the Proper Measure: The Value of Money Versus Higher Values

Predrag Cicovacki — 2020-12-30

In our consumerist world, our values center around the possession of money and the possibility of buying things we have never imagined we need. Shopping has become our lifestyle to the extent that our sense of freedom seems to be reduced to a choice between brands. I examine this state of affairs from three perspectives: apologetic, critical, and one attempting to balance our obsession with money and shopping with a proper understanding of higher values. Following Nicolai Hartmann, I develop the last of these standpoints. We should not be too concerned about our love for shopping, nor is there anything wrong with convincing people to buy things they had never imagined they needed. But it is problematic when we spend more time shopping than with our children and reorganize our schools as if they are corporations created to make profit. The problem of our age is that we place money, shopping, and economic values in a position that is inappropriately high: we see the highlights of our lives in shopping and the acquisition of new things, while their values are far lower. The central task of our age is to find the right balance between low and strong material values and high and weak personal values.

От традиционной этики ближнего к этике благоговения перед жизнью: незавершенный шаг (А. Швейцер, Г. Йонас, С. Доннелли)

Святослав Сергеевич Горбунов — 2020-12-30

Данная статья является предисловием к переводу одной из главных работ Альберта Швейцера «Философия и движение в защиту животных», входящих в современный «канон» его текстов, посвященных учению о благоговении перед жизнью. Целью работы является анализ развития этической мысли от традиционной этики отношения к ближнему через принцип благоговения перед жизнью к современной этике жизни на примере творчества А. Швейцера и его последователей. В качестве основных задач авторы ставили перед собой осмысление современных версий гуманизма, этики ответственности, собственно этики жизни; подтверждение актуальности идей Швейцера через представление концепций жизни его последователей (с помощью компаративистского анализа оригинальных текстов). Авторы приходят к выводу о преемственности и актуальности идей Швейцера в новых моральных реалиях XXI в. Традиционная этика отношения к ближнему закономерно расширяется до признания за живыми существами и жизнью вообще статуса объектов морального, гуманного отношения. Примерами этики нового типа вслед за принципом благоговения перед жизнью являются этика ответственности и онтологическая аксиология Г. Йонаса, этика живого С. Доннелли, поднимающая, в частности, проблему индивидуальности животных. Одной из важных нравственных проблем новой этики остается, как и прежде, необходимость использования человеком животных в своих целях и выбора в пользу той или иной формы жизни, как и сама способность уничтожить жизнь. На это обращал особое внимание Альберт Швейцер в своих работах, одна из которых была переведена авторами статьи-предисловия на русский язык.

Философия и движение в защиту животных

Альберт Швейцер — 2020-12-30

В настоящей работе приводится перевод на русский язык текста Альберта Швейцера «Философия и движение в защиту животных» – «Philosophie und Tierschutzbewegung» (ок. 1950; возможно, 1936). В своей работе Швейцер рассматривает вопрос о должном отношении человека к окружающим его живым созданиям. При этом Швейцер проводит анализ истории становления подходов к ответу на обозначенный вопрос в ходе развития мировой (западной и восточной) этической мысли. В частности, Швейцер коротко рассматривает особенности отношения к окружающим живым существам в китайской и индийской этиках, этике раннего и современного христианства, европейской философии. В заключительной части работы Швейцер обращает внимание на неизбежность приближения общечеловеческой этики к принципам благоговения перед жизнью и любви ко всей жизни. Это приближение Швейцер определяет в качестве сложной задачи, стоящей перед современным (ему) человеческим обществом.